Страшно быть богатым. Почему в Беларуси зачах малый бизнес. | 2016-07-15 03:20:25
Кто это?
Жанна Тарасевич преподает экономику в БГЭУ, является сопредседателем и директором БСПН и прекрасно разбирается в реалиях и грезах белорусской экономики. «Если бы я жила сейчас в Германии, Швеции, Польше, то гарантированно открыла бы свое дело и занималась бы, к примеру, консалтингом. Но в данный момент у меня нет желания заниматься бизнесом в Беларуси. Когда знаешь об уровне рисков, желание пропадает», — честно говорит она.
— Когда я слышу о проблемах малого бизнеса, «ипэшников», то сразу вспоминаю свою школьную учительницу. Из школы в середине девяностых она ушла на рынок, потому что стало туго. Потом вернулась обратно в СШ, потом снова подалась в ИП. Кажется, что эти беспорядочные перемещения по жизни и есть путь белорусских предпринимателей. Бывшие учителя, врачи, слесари, станочники, доктора наук, ставшие рыночными торговцами, не получили поддержки, не смогли сориентироваться, застыли вместе со страной в девяностых. Можете теоретически обосновать, был ли у них шанс достичь чего-то большего?
— Я не смогу ответить на этот вопрос односложно, в ответе ведь последние десятилетия нашей жизни. Рассуждая о перспективах бизнеса в Беларуси (да и в любой другой стране), в первую очередь придется говорить об ограничителях со стороны государства. Как должно быть в идеале? Захотел начать свое дело, собрал минимальный капитал, открыл бизнес — работаешь и платишь налоги. Начать в Беларуси не сложно, мы достигли относительного прогресса в области регистрации. А с развитием бизнеса никаких подвижек нет. Вот вы выросли из коротких штанишек, из палатки на рынке, мечтаете о большем — и тут же упираетесь в процессы администрирования, интернационализации бизнеса, сталкиваетесь с возросшей налоговой нагрузкой и десятком других осязаемых проблем. Зачем вам тогда расти?
Зачем расти учительнице с рынка? Если ты один, то платишь единый налог, отчисления в ФСЗН минимальны, а до недавнего времени даже и о сертификатах думать не приходилось. Или агротуризм. Мечтаешь о развитии, о масштабе, поставишь больше 10 койко-мест — и сразу придется менять статус, лишиться существующих льгот. «Зачем рисковать?» — думает владелец усадьбы.
Некоторые виды деятельности у нас лицензируются, причем подходы к частным и государственным организациям разные. То же самое с аттестацией. Таким образом, главный ограничитель роста — существующая государственная машина.
Впрочем, государство не только контролирует, оно и помогает. Есть программа поддержки малого бизнеса, есть фонд занятости и тому подобное. Но кому и как они помогают? Для субъектов малого бизнеса существует упрощенная система налогообложения, однако в последние годы количество организаций, которые работают по «упрощенке», снижается. И этому способствует государство, принимая не всегда логичные законодательные акты. Еще один фактор — финансовая поддержка малого бизнеса увязана с предельными уровнями от выручки. Перескочил на другой уровень — не будет поддержки.
— Для развития бизнеса нужны деньги. Если денег в стране нет, о чем еще рассуждать?
— В условиях дефицита денег наше государство поддерживает или очень мелких, или очень крупных. Тех, кто метит в средний сектор, не замечают, не выделяют, не дают возможностей для развития, в том числе финансовых. А деньги в стране взять неоткуда, так как фондовый рынок, привлечь капитал без которого невозможно, не развит. За рубежом, если у вас есть миллиард, а нужен еще один, вы пойдете в банк за кредитом. Банк потребует гарантию, которую можно получить в гарантийном фонде. У нас ни одного такого фонда нет. Еще в 2009 году мы разработали проект по его созданию, вели переговоры с банками. Соучредителем должен был стать Мингорисполком. Но дело заглохло.
Резюмируя, я сказала бы так: в стране отсутствует инфраструктура, которая помогала бы маленьким предпринимателям вырастать из штанишек. Нет спецагентств по развитию экспорта (а если вы хотите роста, вам неизбежно придется выходить на внешние рынки). Нет исследований даже внутреннего рынка. Агентство по приватизации при Минэкономики занимается в основном крупными проектами. Да, существуют инкубаторы, центры развития предпринимательства, но насколько эффективна их деятельность?..
— В ПВТ эту инфраструктуру называют экосистемой и открыто гордятся ее созданием. Но это очень локальный участок жизни страны — там позволили эксперименты. Может, государству просто не нужны «средние» фирмы в глобальном масштабе? Ведь именно государству придется с ними конкурировать.
— Разные отрасли у нас монополизированы по-разному. Малые предприятия, как правило, конкурируют с малыми, а когда чуть-чуть вырастают, то становятся прямыми конкурентами предприятий с государственной и коммунальной формой собственности. И вот когда государство выступает и собственником, и регулятором, то получается плохо. Сейчас мы проводим мониторинг по региональному развитию в Пружанском районе, изучаем состояние частного сектора. Что мы там увидели? В районе есть крупнотоварное сельскохозяйственное производство, которое принадлежит государству, и «мелкота» — ИП, маленькие предприятия. Нет средних фирм, даже на уровне переработки продукции. Потому что ресурсы — продукцию — распределяет Брестский облисполком. Понятно, что в первую очередь он будет загружать мощности своих собственных предприятий.
Вот вам еще один пример с цифрами. Проанализируем количество предприятий в сфере торговли, ремонта автомобилей и бытовых изделий. Здесь у нас 99 тыс. ИП (достаточно много, сработал фактор единого налога), 37 тыс. микроорганизаций (то есть в 3 раза меньше), 3 тыс. малых предприятий (в 10 раз меньше) и только 295 средних! Вот итог государственного регулирования с различными требованиями для всех этих групп. Цифры были бы адекватными, сигнализировали бы о нормальной экономике, если бы средних предприятий было 30% от общего числа, а все остальные распределились в равных частях.
* * *
— Не слишком ли мы упрощаем, когда сводим абсолютно все проблемы малого бизнеса к позиции государства?
— На микроуровне самая очевидная проблема — менеджмент. Как только ты начинаешь бизнес, то знаешь, кому и как продать, как умножить 2 на 2 и получить 5, где 1 рубль — это прибыль. Но если ты хоть немного вырастаешь, то тебе становится жизненно необходимо экономическое образование.
Я работаю в этой системе и могу сказать, что уровень нашего экономического образования не очень высок и требует реформ. Сегодня белорусский экономист-менеджер не владеет полным инструментарием управления, плавает в вопросах фондовых рынков и тому подобных. В теории нас учат хорошо, а на практике это неприменимо. Не хватает фирм-консультантов, не получил развитие институт менторства. Это тоже важнейшие элементы той самой экосистемы. Получается, что нашему малому предпринимателю, который хочет выйти из палатки, но ощущает нехватку знаний, обратиться фактически некуда.
— Когда маленьким тяжело и не хватает знаний, они объединяются. Мы беседовали с фермерами и предпринимателями во Франции, Германии, Испании, Ирландии — там сплошь кооперативы!
— Действительно, в Европе малые предприятия — это обычно 2, 3, 5 человек. А у нас — 10, 15, 20, в зависимости от отрасли. Почему так? Причину вы назвали: в Беларуси не развита кооперация. У них один занимается перевозкой, второй ведет бухгалтерию, третий отвечает за переработку. У нас малое предприятие концентрирует всю деятельность внутри себя: тут и бухгалтерия (как без нее — а если проверка?), и логистика, и производство, и продажи. И вот получается, что вроде бы и маленькое предприятие, но занимается двумя-тремя видами деятельности. Занимается так, как получается, — кое-как. Если говорить начистоту, живы такие предприятия лишь по причине отсутствия конкуренция. Появится конкуренция — у бизнеса, скроенного по такой модели, не будет шансов.
— Вот вы сказали — проверка, и я вспомнил десятки историй, о которых мы писали и еще будем писать. Есть мнение: когда вокруг закрывают и выписывают штрафы, синонимом слова «бизнес» становится слово «страх»…
— Этот психологический нюанс мы ощущаем очень хорошо, когда общаемся с предпринимателями. Люди рассуждают так: «Лучше я буду маленьким „ипэшником“, буду зарабатывать $500 или $1000. В общем, буду жить чуточку лучше, чем сосед, но буду спокоен». У этого страха несколько вариаций: боязнь прогореть, нежелание обратить на себя внимание контролирующих органов. И это тоже объективный показатель, сдерживающий развитие бизнеса. К сожалению, такой статистики у нас нет, но есть четкое ощущение, что очень многие наши частные предприятия искусственно раздроблены. Бизнесмен, дабы не привлекать внимание, идет на такой шаг сознательно.
Мы сталкиваемся с фактором страха и когда приглашаем предпринимателей на различные конкурсы. «Уважаемый, вот вы успешный человек, не хотите стать бизнесменом года?» А в ответ слышим: «Нет-нет, я лучше в сторонке постою». В Европе человек с радостью показывает свои результаты и тем самым мотивирует других. У нас наоборот. Несмотря на все трудности, существует ведь и положительный опыт, но рассказывать о нем желают не многие.
— Подвожу итог нашей грустной констатации неизменяемых очевидностей: шансов у учительницы из девяностых на то, чтобы стать успешной бизнесвумен в 2000-х, не было?
— Чудес не бывает. У начинающего предпринимателя не было профессиональной подготовки, стартового капитала, адекватных условий, помощи государства… Да, тут без шансов.
* * *
— Тогда опустим планку успешности. Въезжаете в Польшу. Первая деревня: корчма, рекламные растяжки на каждом доме, продают лес, огурцы, навоз. Вторая деревня: еще корчма, держат бабка и дед. А там частный «склепик» примостился. И лесопилка. Вот этот мельчайший бизнес, даже без претензий, бурлит, пенится. Кого за это полякам благодарить? Себя или государство?
— Это показатель предпринимательской инициативы населения, но в большей степени — показатель свободы. Вы прекрасно знаете: чтобы сегодня белорусу продать ведро клубники на рынке, он должен пойти в сельсовет, взять справку, что это лично его клубника, выращенная на приусадебном участке, потом сдать пробы… Нужны ли эти барьеры? Вопрос риторический.
Лет пять назад мы собирали инициативных женщин из регионов. Предлагали им варианты по открытию своего дела. Простейшая схема: берем излишки картофеля, моркови, других овощей, варим, замораживаем, пакетируем, продаем.
Женщины загорелись. Начали разрабатывать для них бизнес-модель. И выяснилось, что на выходе наша картошка становится золотой. Если действовать по СанПиНам, то в одной комнате картофель нужно чистить, во второй резать, в третьей хранить. Иначе никак. В Беларуси, к примеру, невероятно сложно организовать маленькое подсобное хозяйство на 10 голов скота и продавать экологически чистое молоко в соседний санаторий. И так почти во всех сферах. Все упирается в СанПиНы и другие барьеры.
— Я слышал это множество раз. Даже, кажется, от больших людей при должностях. Но в 2016 году мы снова обсуждаем с вами эти злосчастные СанПиНы. Кто и в какой форме должен сказать Минздраву: хватит мешать бизнесу? Если более глобально — почему министерствам на частный бизнес наплевать?
— Министерство — это госучреждение, которое получает деньги из бюджета. Суть его существования — получить как можно больше денег, освоив их под выполнение установленных целевых показателей. Повышение рождаемости, снижение смертности в случае Минздрава и тому подобных. Дали — освоили. Механизм простой. Но вот если бы количество дотаций из года в год снижалось, а показатели — нет, то и руководство Минздрава было бы вынуждено обратить внимание на способы зарабатывания денег. На платные услуги, на развитие института семейного доктора и так далее. Точно так же и с другими ведомствами. У них неизбежно повысился бы интерес к частному сектору.
Что касается СанПиНов и прочих мелких «тормозов» для предпринимателей, то инициировать изменения должны местные власти и бизнес-ассоциации. На местах ведь тоже видят, что и картошка золотая, и инициативы нет.
Кстати, еще один важный аспект. В ситуации, когда никому ничего не надо и всем все дают, мы уже вырастили поколение людей, не готовых к самостоятельной работе. Еще один пример из Пружан. Есть фермер, занимается производством малины. У него хорошие заказы в Польше и других странах ЕС. Чтобы обеспечить объемы, ему нужна помощь: сил не хватает. И вот наш фермер говорит односельчанам: «Давайте со мной!» Обещает бесплатно выдать саженцы, научить, как их высаживать, обеспечить рынок сбыта. Как думаете, что говорит фермеру население? Отвечает: «Нет!» Потому что доходы, обещанные им, в первые несколько лет будут лишь чуть-чуть выше тех, которые гарантирует президент. Если колхозу сказали платить 300 рублей, то он и будет их платить. Главное — прийти на работу, где можно и не работать. У фермера все гораздо сложнее: может, не поспать придется и в выходной вкалывать. Населению это не надо.
— Почти каждый успешный фермер рассказывает о том, как боролся с людской завистью и даже ненавистью — кражами, нападками, угрозами. «Ипэшников» не любят еще агрессивнее, как когда-то кулаков и куркулей. Это какая-то историческая память в нас говорит?
— Фарцовщик, обманщик, спекулянт… Да, постаралась и советская пропаганда, и наша, современная. Но если мы говорим об индивидуальных предпринимателях с рынка, есть и другие факторы. Когда в стране наблюдался дефицит джинсов и колготок, мы не всегда смотрели на цену и качество, главное было найти. Потом рынок насытился товарами, появился выбор, и люди стали смотреть и на цену, и на качество. Рентабельность в сто и более процентов практически у всех ИП, общая бедность в стране — все это причины для агрессии в адрес предпринимателей. Организованный бизнес тоже недоволен: до введения сертификатов у него с «ипэшниками» были разные условия хозяйствования. В результате предприниматели оказались между двух огней нелюбви, и им сложно что-то предпринять, чтобы изменить ситуацию.
— В программу на следующую пятилетку опять заложены масштабные задачи по развитию малого бизнеса…
— Пока это лозунги. Сейчас Минэкономики разрабатывает конкретику, так называемую дорожную карту. Намечены верные индикаторы: нужно нарастить валовый внутренний продукт, который создает малый бизнес. Впрочем, это тоже не ново. Когда Борис Батура пришел губернатором в Минскую область, он ставил задачу: к концу 2015 года малый и средний бизнес должен создавать около 50% ВВП области. Почетный председатель БСПН Григорий Бадей тогда очень метко заметил, что есть два варианта выполнения поручения: или завалить работу «Белкалия» и БелАЗа — и тогда доли в ВВП действительно изменятся, или начать работать, оставив в стороне лозунги и придумав конкретные механизмы.
— Государство говорит и строит планы 20 лет. Будет говорить дальше?
— Сейчас у государства есть определенные стратегические намерения. Минэкономики впервые разрабатывает долгосрочную стратегию развития малого бизнеса до 2030 года. Что уникально — к процессу привлечены бизнес-ассоциации. Нам дано право быть чуть ли не основными разработчиками.
Очень важно и то, что на государственном уровне заговорили об оценке регулирующего воздействия. Департамент по предпринимательству должен получить право вето, чтобы блокировать законодательные инициативы, которые могут навредить бизнесу.
— А что делать со страхом? Как «заблокировать» его?
— Если мы о страхе начинать что-то свое, то в Швеции есть хорошая программа для школ. С 5-го класса по 12-й ребята проходят курс предпринимательской деятельности, создают компанию, выпускают продукт, потом закрывают ее. Таким образом их учат предприимчивости, хватке.
Что касается страха закрытия, то деятельность правоохранительных и контролирующих органов должна носить исключительно предупредительный характер. Не взыскать штраф, а показать недостатки! В свое время мы предлагали ввести регрессирующую норму для контролирующих органов. Если нанесен ущерб предпринимательской деятельности, а потом признано, что решение было неправомерным, то государство должно возместить убытки и затем взыскать их с государственного чиновника. Махнул шашкой, закрыл бизнес? Будь готов в случае ошибки отдать квартиру, машину и полжизни возмещать долг. Только в таком случае — безусловного и неизбежного наступления ответственности — мы получим результат.
onliner.by
Поделитесь, возможно, вашим друзьям будет интересно: